Жемчужиной собрания Краснодарского краевого художественного музея им. Ф. А. Коваленко вполне заслуженно считается картина «Итальянка», созданная Иваном Макаровым в 1855 году. Указ о получении художником в том же году звания академика портретной живописи был подписан самой великой княгиней Марией Николаевной, президентом Императорской академии художеств. Этот щегольски написанный женский образ, вписанный в мягкий овал и вставленный затем в потрясающей сложности и красоты парадную раму, стал основой одной из музейных легенд.
Мария, старшая дочь императора Николая I, по воспоминаниям современников, была небольшого роста, изящно сложена, счастливо соединяя в себе редкую красоту с тонким умом и превосходным сердцем. Однако эта одарённая натура отличалась волевым и непокорным характером. «Я не стану уезжать из России», – заявила она отцу, и её 2 июля 1839 года обвенчали дома, в дворцовой церкви, с принцем Максимилианом Лейхтенбергским (внуком императрицы Жозефины Богарне, супруги Наполеона), поселённым после свадьбы в её новом Мариинском дворце.
Принц, получивший в России титул императорского высочества, был человеком образованным, владел первоклассной Мюнхенской коллекцией живописи, в которой были произведения Рафаэля, Веласкеса, Ван Дейка и других старых мастеров. Однако здоровьем Максимилиан не отличался. Он не вынес сурового русского климата и после одной из уральских поездок вернулся безнадёжно больным. Его спешно отправили на тёплый остров Мадейру, где его последний портрет написал Карл Брюллов.
«Принцесса Мари», молодая вдова, после годичного траура тайно, «без обязательного монаршего соизволения», обвенчалась с графом Григорием Строгановым, которого искренне любила. Свидетелями в деревенской церкви были князь Василий Долгоруков и композитор граф Михаил Виельгорский, сильно рисковавшие своим положением. По понятиям того времени брак считался морганистическим, то есть недопустимо неравноправным.
Уже позже, когда брат Марии Николаевны стал императором Александром II, брак всё-таки признали законным, но официально он продолжал считаться тайным. Граф не должен был появляться в обществе (а тем более в царском дворце или в Летнем саду) со своей женой. В Мариинском дворце он мог иметь личные покои «не иначе как по званию причисленного к её Двору, прогулки он мог совершать с женой только в её загородном парке, не встречаясь при этом с проезжающими и прохожими разного звания». Их сын в двухлетнем возрасте умер, а дочь получила титул княжны Романовской.
Граф Григорий Александрович, двадцатидевятилетний потомок уральских купцов, был гвардейским кавалерийским офицером. Вероятно, стоит вспомнить, что один из его предков в начале ХIХ века уже руководил Академией художеств. Историк С. М. Соловьёв так описывал новобрачного: «Живой весельчак, красивый и стройный, вместе с тем он напоминал какой-то запорожский тип – был смуглым, с большими усами. Граф обладал орлиным взором, зычным командирским голосом, за которым скрывалась редкая доброта и благородство». Однако даже дома он не имел права открыто хранить портреты Марии Николаевны. Может быть, в подобных стеснённых обстоятельствах и возникла идея некоторой портретной мистификации.
Время было тогда необыкновенно романтическое. Даже «державный папенька» – суровый российский император Николай Павлович, поклонник строгой регламентации во всех сферах жизни, «самый красивый самодержец во всей Европе», – стоило одной из фавориток-балерин шепнуть, что его невероятно украсили бы ещё и усы, срочно ими обзавёлся. Вслед за этим военное министерство спешно предписало их носить всем офицерам (раньше это была привилегия только для гусар и офицеров некоторых других родов войск). А те, у кого они по несчастью не росли, были вынуждены теперь заказывать куафёрам (парикмахерам. – Ред.) накладные. Позже, путешествуя по Италии, император, говорят, даже позировал «в усах» местному портретисту в театрализованном образе неаполитанского разбойника.
Таким образом, основа для создания театрализованного портрета была и у его дочери Марии Николаевны. Сама эпоха словно ей подсказывала это, тем более что она уже два года руководила всеми российскими художниками и, кстати, была на редкость деятельным и авторитетным президентом. Её попечением развивался талант Ивана Айвазовского, а позже из её рук получали золотые медали и заграничное «пенсионерство» Василий Поленов, Илья Репин и Василий Суриков – величайшие мастера отечественного изобразительного искусства. Мария Николаевна отстояла от академических нападок созданный Марком Антокольским скульптурный образ Ивана Грозного, который за огромные деньги был позже приобретён Русским музеем, носившим тогда имя Александра III. Тем самым скульптор смог состояться, а также уехать в Европу на творческую стажировку.
Портретист Иван Кузьмич Макаров (1822–1897) был также многим обязан великой княгине. Сын провинциального «неклассного пейзажиста», он в 1844–1852 годах учился в Академии, по окончании которой отправился в Италию, где посетил Венецию, Болонью и Флоренцию, полтора года жил и работал в Риме. Его женские и детские портреты были необыкновенно популярны. Он создал один из лучших портретных образов Натальи Николаевны Пушкиной и написал несколько портретов женщин – членов царской семьи.
«Итальянка у источника» создана Макаровым на тонком и гладком холсте, натянутом на составной подрамник, размером 171×123 сантиметра. Основа покрыта сложным, выполненным по строгим академическим предписаниям грунтом. Красочный слой, который положен тонкими лаковыми лессировками, создающими тёплый южный колорит, настолько профессионально выдержан, что не имеет никаких видимых трещин и утрат. Даже в сорокаградусный мороз на Северном Урале находившаяся полгода в нетопленном храме города Соликамска и после этого эвакуированная «Итальянка» не пострадала.
Всё это только счастливые «сопровождающие обстоятельства». В картине фигура молодой хрупкой женщины изображена в «винтовом контрапосте». Она задумалась о чём-то, совершенно не глядя на текущую в огромный бронзовый кувшин воду. Женщина одета в тщательно написанную кружевную белую кофту. Это, скорее всего, знаменитые брабантские кружева, которые стоят целое состояние, совершенно недоступное никакой реальной итальянке.
Мы с заведующим кафедрой криминалистики Краснодарского университета МВД как-то увлечённо сравнивали лицо на картине с сохранившейся, довольно-таки обширной иконографией великой княгини Марии Николаевны Романовой. Особенно с той её частью, где княгине было лет тридцать – тридцать пять. Даже с учётом неизбежной идеализации, свойственной академической живописи, портретные черты, воспроизведённые на макаровской картине, в основе своей идентичны несомненным её портретам. Только немного изменён цвет глаз, от знаменитой серо-«оловянной расцветки сурового николаевского взора» автор намеренно отказался.
Композиция с источником, увитым плющом и виноградом, артистично превращена в театральную мизансцену, где тонкая условность позволяет избежать ненужных банальностей: сосуд такого гигантского объёма вполне очевидно никто не станет поднимать, однако тихо журчащая вода позволит собрать рассеянные мысли и определиться с жизненными реалиями. Героиня полотна (будем думать, что это всё-таки Мария Николаевна) словно предчувствует, что скоро ей предстоит похоронить на римском кладбище своего маленького сына Григория.
В 1862 году графа Григория Александровича «пожаловали шталмейстером Двора Его Императорского Величества». Он привёл в порядок роскошный наследный Строгановский дворец, подлинное украшение Невского проспекта. Думаю, именно тогда в одном из залов появилась изящная овальная картина с изображением невесомо лёгкой женской фигуры, задумавшейся у тихой воды. Хозяин велел поместить изображение в грандиозную деревянную раму, больше похожую на барочный иконостас. Основу рамы тщательно покрыли левкасом и обильно позолотили. В обширном дворцовом «красном портретном кабинете» она стала смысловой и эстетической доминантой.
Марии Николаевне и её «любезному Жоржу» было всего отпущено «на роду» немногим более пятидесяти лет жизни, они умерли с разницей в два года. Фамильный Строгановский дворец стал частью Государственного Русского музея. Несколько лет назад его наконец-то отреставрировали, избавив от оскорбительной многолетней «коммунальной плесени». По неисповедимому капризу судьбы в 1931 году «Итальянка» из Ленинградского музейного фонда была передана Краснодарскому художественному музею имени А. В. Луначарского, которому недавно заслуженно вернули имя его основателя.
Иван Ващенко,
эксперт по художественным ценностям Министерства культуры России,
почётный член Российской академии художеств
Иллюстрации предоставлены Иваном Ващенко
Материал впервые опубликован в журнале «Городская афиша Краснодар»
(№4, апрель 2019 г.)
арт Григорий Александрович Строганов И. К. Макаров Итальянка у источника Иван Ващенко Краснодарский краевой художественный музей им. Ф. А. Коваленко Мария Николаевна Романова статьи Шедевры
Last modified: 23.10.2020