Киноманы от изящной словесности

Игорь Гаркушенко

Линогравюра Игоря Гаркушенко «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота»

28 декабря во всём мире отмечается Международный день кино. 124 года назад братья Люмьер организовали первый платный показ синема на бульваре Капуцинок, и началась эпоха кинематографа. Родившись аттракционом, кино стало искусством. Первыми потенциал «движущихся картинок» оценили литераторы. В нашей подборке – стихи, проза и критика русских писателей, которые любили кино и неплохо в нём разбирались.

 

1. Первая в мире кинорецензия

Днём рождения кинорецензии как жанра считается 19 января 1907 года, когда в журнале «Variety»1 вышли две статьи о новых фильмах. Но правда в том, что первая рецензия была опубликована на десять лет раньше, в России. Вот фрагменты из неё.

 Синематограф Люмьера

На вас идёт издали курьерский поезд – берегитесь! <…> Ваши нервы натягиваются, воображение переносит вас в какую-то неестественно однотонную жизнь, жизнь без красок и без звуков, но полную движения, – жизнь привидений или людей, проклятых проклятием вечного молчания, – людей, у которых отняли все краски жизни, все её звуки, а это почти всё её лучшее. <…> Синематограф показывает пока ещё очень приличные картины, как видите. Но это, конечно, ненадолго, и следует ожидать, что синематограф будет показывать «пикантные» сцены из жизни парижского полусвета. «Пикантное» здесь понимают как развратное, и никак не иначе.

Максим Горький
«Нижегородский листок», 4 июля 1896 г.

 

2. «Великий немой» в шестнадцати строчках

О кино и для кино писали чуть ли не все авторы Серебряного века, но это стихотворение обладает магическим зарядом. Прочтите его, смакуя строчки, один, второй, третий раз… В какой-то момент буквы исчезнут, и в «электрическом биенье» появится чёрно-белая картинка: две хохочущие дамы в автомобиле, ветер развевает их волосы, встреченный ими монах пугается и клянёт нечистую силу…

Июльский полдень
(Синематограф) 


Элегантная коляска, в электрическом биенье,
Эластично шелестела по шоссейному песку;
В ней две девственные дамы, в быстротемпном упоенье,
В ало-встречном устремленье – это пчёлки к лепестку.


А кругом бежали сосны, идеалы равноправий,

Плыло небо, пело солнце, кувыркался ветерок;
И под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,
Совпадала с ветром птичка на дороге без дорог…


У ограды монастырской столбенел зловеще инок,

Слыша в хрупоте коляски звуки «нравственных пропаж»…
И, с испугом отряхаясь от разбуженных песчинок,
Проклинал безвредным взором шаловливый экипаж.


Хохот, свежий, точно море, хохот, жаркий, точно кратер,

Лился лавой из коляски, остывая в выси сфер,
Шелестел молниеносно под колёсами фарватер,
И пьянел вином восторга поощряемый шоффэр…

                                                                   Игорь Северянин, 1910 г.

 

3. Сны об IMAX2

Русские поэты и писатели по-разному относились к кинематографу. Лев Толстой и Марина Цветаева были завзятыми киноманами, но упоминали кино только в частной переписке. Александр Блок не скрывал своих чувств и написал чарующее: «Пропасть в вечернем Cinema3. Пропасть, исчезнуть, не дышать…» Александр Куприн снял на даче пятиминутную комедию и сыграл в ней главную роль (у этого фильма был даже российский прокат). Владислав Ходасевич, хотя и понимал специфику кино, не относил его к искусству. А вот Леонид Андреев и любил, и понимал, и многое предвидел.

 Письма о театре

Теперь представьте кинематограф – не теперешний с его мертвецкими, фотографическими чёрными фигурами, плоско дёргающимися на плоской белой стене, а тот, что будет… скоро. Могущественная техника уничтожила дрожание, увеличив чувствительность плёнок, дала предметам их естественную окраску и восстановила подлинную перспективность. Что это будет? Это будет зеркало во всю пятисаженную стену, но зеркало, в котором будете отражаться не вы. Что это – техника? Нет, ибо зеркало – не техника: зеркало есть вторая отражённая жизнь. Это будет мёртво? Нет, ибо не мёртво и не живо то, что отражается в зеркале: это – вторая жизнь, загадочное бытие, подобное бытию призрака или галлюцинации».

Леонид Андреев, 1912 г.

 

4. Киноштампы в стихах

Если вы хотите кому-то объяснить, что такое штамп, просто прочтите эти стихи. Мандельштам понял природу нового явления – кино становилось самым массовым видом развлечения, а значит, должно было оперировать набором известных сюжетов и образов, тасуя их, как карточную колоду. Это правило до сих пор работает и для блокбастеров, и для сериалов.

Кинематограф


Кинематограф. Три скамейки.
Сентиментальная горячка.
Аристократка и богачка
В сетях соперницы-злодейки.


Не удержать любви полёта:

Она ни в чём не виновата!
Самоотверженно, как брата,
Любила лейтенанта флота.


А он скитается в пустыне –

Седого графа сын побочный.
Так начинается лубочный
Роман красавицы-графини.


И в исступленье, как гитана,

Она заламывает руки.
Разлука. Бешеные звуки
Затравленного фортепьяно.


В груди доверчивой и слабой

Ещё достаточно отваги
Похитить важные бумаги
Для неприятельского штаба.


И по каштановой аллее

Чудовищный мотор несётся,
Стрекочет лента, сердце бьётся
Тревожнее и веселее.


В дорожном платье, с саквояжем,

В автомобиле и в вагоне,
Она боится лишь погони,
Сухим измучена миражем.


Какая горькая нелепость:

Цель не оправдывает средства!
Ему – отцовское наследство,
А ей – пожизненная крепость!

                        Осип Мандельштам, 1913 г.

 

 5. Критик-футурист

Владимир Маяковский не только в литературе, но и в кино чувствовал себя как рыба в воде. Он писал критические статьи, сценарии, снимался как актёр, выступал с речами и лекциями о новом искусстве. Большинство его идей не нашли применения, и к концу жизни поэт с головой ушёл в театр. Там Мейерхольд и Шостакович помогли ему воплотить в жизнь сценические амбиции.

Пути и политика Совкино

Мы отошли от хроники. Что мы имеем к десятилетию Октября? Нам Совкино в лице Эйзенштейна будет показывать поддельного Ленина, какого-то Никанорова или Никандрова… Я обещаю, что в самый торжественный момент, где бы это ни было, я освищу и тухлыми яйцами закидаю этого поддельного Ленина. Это безобразие. И в этом виновато само Совкино, которое в своё время не сумело учесть важности хроники. <…> И нашу хронику мы покупаем за доллары из Америки.

Владимир Маяковский, 1927 г.

 

6. Хрестоматия пошлости

Владимир Набоков – самый кинематографичный русский классик. В 1920-х годах он снимался в массовке в Берлине, в 1960-х прожил полгода в Голливуде, работая над сценарием «Лолиты» для Кубрика… В этом стихотворении, в отличие от Мандельштама, Набоков препарирует не штампы, а пошловатую кинематографическую условность.

Кинематограф


Люблю я световые балаганы
всё безнадёжнее и всё нежней.
Там сложные вскрываются обманы
простым подслушиваньем у дверей.


Там для распутства символ есть единый –

бокал вина, а добродетель – шьёт.
Между чертами матери и сына
острейший глаз там сходства не найдёт.


Там, на руках, в автомобиль огромный

не чуждый состраданья богатей
усердно вносит барышень бездомных,
в тигровый плед закутанных детей.


Там письма спешно пишутся средь ночи:

опасность… трепет… поперёк листа
рука бежит… И как разборчив почерк,
какая писарская чистота!

<…>

 

И вот – конец… Рояль незримый умер,
темно и незначительно пожив.
Очнулся мир, прохладою и шумом
растаявшую выдумку сменив:


И со своей подругою приказчик,

встречая ветра влажного напор,
держа ладонь над спичкою горящей,
насмешливый выносит приговор.
                                   Владимир Набоков, 1928 г.

 

7. Сценарий, ставший повестью

В XX веке многие писатели использовали кино как «сырьё» для своих книг. Например, Булгаков написал сцену в «Варьете» на основе сюжета фильма «Процесс о трёх миллионах», Набоков для «Соглядатая» взял историю из третьесортной мелодрамы. Самый своеобразный роман с кино был у Андрея Платонова. С конца 1920-х годов он писал киносценарии. Некоторые из них покупали, но до запуска в производство дело не доходило. Сценарий фильма «Машинист» забраковали. Платонов изменил название на «Котлован», переделал его в повесть и создал один из самых значимых русскоязычных текстов прошлого столетия.

Машинист

Активист включает радио. Труба начинает играть. Активист же дирижирует звуками. Мужики разбредаются по Организационному двору, соблюдая некоторый такт, соответственно музыке… Одни крестьяне подбирают палочки и соломинки и складывают их в кучи среди Оргдвора, другие – укрепляют плетни, третьи – просто топчутся… Активист прекращает управление радиомузыкой. Мужики враз замирают на своих местах. Титр: «Снабжение Энтузиазмом закончено».

Андрей Платонов, 1929 г.

 

8. Кино и политическая сатира

Друг Бродского и Довлатова поэт Владимир Уфлянд написал сатирический текст о лжи и пафосе советской документалистики. И хотя это очевидная насмешка над «кремлёвскими долгожителями», обратите внимание на первые строчки – какой в них яркий образ: кинозрители от страха темноты жмутся друг к другу и пытаются уснуть…

Исповедь любителя кино


Хотя в кино нередко плачут дети,
А остальные, видя, что темно,
друг к другу жмутся,
кашляют
и метят
уснуть,
я всё ж люблю кино.
Пускай сопят соседи, словно кролики.
Или ворчат: Кассирша удружила!
Люблю особенно те кадры кинохроники,
где снят товарищ Ворошилов.
Седой. В дипломатическом костюме.
Усы. В больших и чёрных мало проку.
Мне кажется, пусть он на время умер,
в Союзе станет очень плохо.
Кто стал вручать бы ордена?
Старушкам руки целовать при этом?
Насколько хорошо б решал дела
Президиум Верховного Совета?
Его большая нужность в этой роли
не сразу умещается в мозгу.

Мне, посмотрев такую кинохронику,
обычно хочется в Москву.

                                  Владимир Уфлянд, 1957 г.

 

9. Трудно быть Улиссом

Андрей Битов в рассказе «Пенелопа» противопоставляет советской действительности мир древнегреческих мифов… Бобышев знакомится с девушкой и ведёт её в кино. Злится, что единственный сеанс – «Одиссей», ему хочется чего-то более современного. Но во время просмотра ощущает себя Улиссом и уже не может дальше гулять с новой знакомой – она не тянет на Пенелопу. Здесь можно увидеть погружение в волшебную суть кинематографа, гротескные аллюзии к Джойсу и Апдайку и безысходность застоя позднего СССР, откуда героям Битова хочется бежать куда угодно, хоть в Древнюю Грецию, на два часа.

Пенелопа

Смотришь. И чувствуешь себя Одиссеем. Таким же сильным, и храбрым, и красивым. Он не тонет и не гибнет. Его любят бабы. Они любят тебя в образе Одиссея. И всё у тебя здорово кончается. И ты обнимаешь верную Пенелопу, которая не наставила тебе рогов. И зажигается свет. И надо выходить из кинотеатра. В твою обыденно-эпическую действительность.


Бобышев очень удивился, когда обнаружил девушку рядом с собой. <…> Не Пенелопа. Ты-то всё-таки немножко Одиссей, выходя из кинотеатра.

Андрей Битов, 1962 г.

 

10. Фраза века

Афоризм Бродского «Мы вышли все на свет из кинозала» вполне может объединить всё сказанное выше, его смело можно назвать фразой XX века.

20 сонетов к Марии Стюарт

<…>

Мы вышли все на свет из кинозала,
но нечто нас в час сумерек зовёт
назад, в «Спартак», в чьей плюшевой утробе
приятнее, чем вечером в Европе.
Там снимки звёзд, там главная – брюнет,
там две картины, очередь на обе.
И лишнего билета нет…

                                      Иосиф Бродский, 1974 г.

 

1 «Разнообразие»
2 Image Maximum – максимальное изображение
3 Синема

 

Владимир Бегунов


Материал впервые опубликован в журнале «Городская афиша Краснодар»

(№12, декабрь, 2019 г.)

 

Last modified: 06.01.2020